Марик Лернер

СОВСЕМ НЕ ПРОГРЕССОР

Часть первая

Пришелец

Глава 1

Новое рождение

Он дернулся, пытаясь повернуться, и невольно охнул. Болело все тело. Спина, левая нога. Крайне неприятные ощущения, и то, что он лежал на животе, самочувствия не улучшало. Очень уж жесткая койка. Будто на доске находишься.

— Быстро за врачом, — сказал голос по соседству. — Очухался.

Он осторожно повернул голову и попытался осмотреться. В дверь прямо напротив его койки торопливо пропрыгал на костылях молодой худой парнишка в больничной пижаме. Дикая сине-зеленая расцветка, и застирана чуть не до дыр. Рубашка… или это как-то иначе называется, в брюки не заправлена, и внизу на поле неразборчивый штамп. Одна нога в гипсе. Это, видимо, тот, к кому обращались.

Не очень большое помещение. Покрашено в белый цвет. Тумбочки стандартные для всякой мелочи. Три обычные койки. Нет, еще и его — четвертая. На соседней, у большого окна, кто-то лежит. Одеяло очень знакомое, где-то уже виденное. Рядом в позе мыслителя сидел здоровый бугай с раскормленной рожей и тоже в дурацкой пижаме, из-под которой торчала старенькая тельняшка. Больница?

В распахнувшуюся дверь гурьбой ввалилось несколько человек. Первым следовал вальяжный тип с заметным брюшком и большой лысеющей головой. Белый медицинский халат расстегнут, и под ним видна военная форма. Ага. Медицинские петлицы. Госпиталь? Тогда с одеялом и пижамами все понятно. Вечный стандарт. Государственное имущество. Иногда ощущение, что все подобные вещи выпускаются на единственной фабрике. Впрочем, тумбочки и кровати проходят по той же категории. ГОСТ. Большая такая фабрика. Огромная. На всю страну хватает.

Две девицы сзади. Халаты белые, шапочки на головах. Совершенно не похожи. Медсестры? Правая — типичная русачка. Полненькая, беленькая и с профессионально-участливым добродушным выражением лица. Выйдет из палаты — и моментально забудет обо всем. И ноги толстенькие, машинально отметил. У такой наверняка даже на дежурстве с собой пирожки домашнего изготовления имеются.

Вторая… М-да… Это не девица… Женщина. На вид лет тридцать. Халатик приталенный, подчеркивающий фигуру. А там есть на что посмотреть. Все на месте — тонкая талия, широкие бедра, не слишком большая грудь, зато осанка княгини. Ишь как выступает. Лицо… Тонкий нос, пухлые губы, высокие скулы. Странное ощущение восточности при вполне светлой коже и европейских чертах лица. Вроде и разрез глаз не монгольский, но что-то чувствуется. Прядь иссиня-черных волос вылезла из-под белой шапочки. Не девочка… да. Еще и смотрит, будто с усмешкой.

Сзади пришельцев болтается тот самый парнишка на костылях, с интересом заглядывая через плечи остальных.

— Так, — довольно прогудел басом мужик, устраиваясь возле него на стул, подвинутый казашкой. — Молодец, солдат… А мы уже заждались. Пятые сутки без сознания. Женьке уже наверняка надоело вытаскивать твои фекалии. — Он довольно хохотнул.

«Я что, еще и под себя ходил?» — с неприятным чувством подумалось. С трудом сел. В спине опять стрельнуло.

— О! Бодро двигаешься. Молодец. Как себя чувствуем? Тошнота, рвота, головная боль, головокружение, шум в голове?

— Ничего нет. То есть все в порядке. Доктор, — прохрипел. Запнулся, сглотнул и повторил: — Доктор, а кто я? Что случилось?

— Что, имя с фамилией потерял и биографию? — В голосе врача была заметна ирония.

— Ничего не помню. Совсем ничего из прошлой жизни.

— Вот еще новости, — уже другим тоном сказал врач. — Что-то с памятью твоей стало… Дата рождения?

— Не помню.

— Что последнее, до того как очнулся на койке?

Он напрягся и пожал плечами.

— Родители?

— Не помню. Пустота.

— Где служил?

— Не помню.

— Какое сегодня число?

— Третье июля двухтысячного года. Хотя… если пятые сутки… восьмое?

— Девятое. Но это простительно. Умственной деградации не наблюдается, — неизвестно кому сообщил врач. — Выводов делать не разучился. Страна как называется?

— Советский Союз. А в каком городе нахожусь — без понятия.

— В Верном, — рассеянно сообщил врач, — этого ты знать не можешь. Привезли уже в бессознательном состоянии. Сколько республик входит в СССР?

— Девять.

— Правильно. А когда День Победы?

— Девятого мая одна тысяча девятьсот сорок пятого года.

— Столица нашей Родины?

— Москва. Я даже могу рассказать про достопримечательности. Я там был. С экскурсией. Э… в девяносто пятом году. На юбилей Победы. Парад видел. И в Мавзолее, и в Кремле, и в музеях разных побывал.

— Затруднений в речи тоже нет. Дисфункции поведения… — Он задумчиво посмотрел. — Вроде психиатр не требуется. Или послать тебя на проверку?

За спиной у него та самая медсестра с намеком на Восток еле заметно покачала отрицательно головой.

— Доктор, я не псих, — старательно просительно произнес.

Ему и самому предложение не понравилось, а подобный знак еще больше.

— Кидаться на людей не тянет и рвать на груди рубаху тоже. Я не помню только лично про себя. А так… Вроде нормально… В окружающей обстановке ориентируюсь. Спина болит, — просительно сказал. Надо было срочно переключать экзаменатора на другую мысль.

— Травмы головы точно нет? — обернувшись к медсестрам, спросил врач.

— Да все в порядке. Мы ж осматривали, — доложила светленькая. — И рентген делали. При длительной потере сознания обязательно. Возможна черепно-мозговая травма. — Девушка искоса взглянула на старшую.

Парень без труда догадался, что в назначениях этого самого жизнерадостного типа данных указаний не содержалось. Кровотечения нет — и замечательно. Кинули на койку, и с чувством исполненного долга врач отбыл домой. Утром зашел, глянул и забыл. Нормальное лечение в военном госпитале. Зеленкой помазать — и привет. Анальгинчику еще. Или это только в полевом? Здесь собрались душевные люди. Вот сразу и поверил.

— Ага, — глубокомысленно подтвердил тот. — Смотрел снимок. — Он задумался, вспоминая. — Ага. Иногда при контузии бывает, — рассматривая его с видом естествоиспытателя, сообщил врач. — Временная потеря памяти в результате посттравматического шока.

Казашка (среди них очень разные попадаются, сборная солянка из гуляющих в давние времена народов) за его спиной еле заметно улыбнулась. То ли над формулировкой, то ли над затруднениями врача.

— Пульс нормальный, учащения не заметно, — держа его руку, поставил тот всех в известность. — Тошноты не наблюдается?

— Нет.

— Хм… Обычно теряется кусок памяти прямо перед происшествием. А ты у нас уникум. Служи первый год — я бы решил: сачок. А тебе какой смысл? Осенью на дембель. Месяца три в госпитале перекантуешься, и еще и третью категорию заслужил. А с записью о проблемах в голове как бы не свинтили назад, в пятую.

Вот этого он не понял, но промолчал. Лучше не показывать растерянности и не выдавать отсутствия знаний. А то ведь натурально запишут пятую. Что бы это ни означало. Информацией делиться надо дозировано. Потери памяти было не скрыть, да и растерялся первоначально. А теперь рассудок включился. Что такое сотрясение мозга, он прекрасно знал.

— Глупо. Придется поверить в твою странную амнезию. Значит, так… Проверим голубчика по полной программе. Рефлексы ведь в норме. В репку не превратился. Память тоже сохранилась. Значит, нарушения отсутствуют. Прогоним еще раз через томографию, рентген, тесты. Лобные доли проверить, гематому скрытую поищем. Посмотрим. На диссертацию случай тянет. — Он весело рассмеялся. — Хочешь прославиться?

— Нет. Я хочу знать, кто я такой.

— У… какой ты скучный… Низин Александр Константинович. Одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения. Старший сержант. Привезли из-за речки. Подрыв. Свалилось тебе на спину полскалы, и два легких ранения в ногу. Мясо слегка покорябало, и все. «Прыгун» виноват. В курсе, что есть такое?